Сегодня распространено мнение, что человек мыслит образами и мерит всё своими представлениями о комплексе “Я – и всё остальное”. Вчера как будто бы думали иначе. Завтра – кто знает? Поэтому пока будем отталкиваться от того, что имеем. Сегодня. Итак.

Если человек излагает (устно или письменно) свою точку зрения по какому-то вопросу, он формирует её на основе своих представлений. Сама возможность сколько-нибудь определённого поведения обусловлена наличием определённых же представлений. Именно они позволяют человеку (да и любому организму) реагировать сходным образом на сходные же изменения ситуации в комплексе “Я – и всё остальное”. Собственно говоря, представления – это только форма рефлекса. То есть, представления стабильны, устойчивы.

Эти представления всегда консервативны (одинаковая реакция на одинаковое изменение), всегда опираются на прошлый опыт (свой или заимствованный) и всегда индивидуальны. И, наконец, для изменения их (тем более – всей их совокупности) требуется изрядная встряска, которая только и способна показать, что отношения в комплексе “Я – и всё остальное” изменились настолько, что руководствоваться прежними представлениями далее чревато. Человек долго вырабатывает свои представления и с очень большим трудом меняет их (если вообще способен на это).

Всё сказанное в полной мере относится к работам, выполняемым в рамках теории решения изобретательских задач (ТРИЗ). Мало того, что представления каждого о теории индивидуальны, поскольку складывались в условиях ранее набранного индивидуального опыта и особенностей процесса её освоения. Последующее применение теории также накладывает индивидуализированный отпечаток на ранее полученные представления. У каждого возникают свои вопросы, которые даже при внешнем сходстве могут сильно отличаться по сути.

В силу этого любая работа индивидуализирована и не всегда может быть полностью понята даже её автором. Трудно полностью изложить свои мысли (“мысль изречённая есть ложь”), так как зачастую весьма смутные комплексные образы приходится излагать куда более скудными средствами языка. Автор воспринимает свой текст только в неразрывной связи со всем комплексом собственных представлений, имеющих какое-либо прямое или косвенное отношение к предмету, к каждому предложению текста. Что уж тут говорить о постороннем читателе, о рецензенте, у которых свои наборы представлений, и, следовательно, обязательно свои же картины, возникающие при сочетании этих представлений с текстом? Эту скверную особенность писаного слова подметили ещё древние греки, называвшие его мёртвым словом.

Тем не менее, степень адекватности восприятия текста можно и нужно повышать. Испытанным средством является использование стандартного набора терминов с фиксированным смыслом (ещё одно приложение “бритвы Оккама”). И надо же такому случиться, что как раз этим средством дела в ТРИЗ обстоят особенно плохо. В ней исходно почти все понятия задавались исключительно через примеры. Естественно, каждый был вынужден подбирать собственные примеры из своего профессионального опыта, что неизбежно приводило к чрезмерно индивидуализированному пониманию терминов. Чего стоит, например, такой перл: “Противоречие – это то, что я считаю противоречием” (ответ одного автора на попытку разобраться в его тексте, напичканном термином “противоречие”).

Мало того, что всякие попытки как-то установить единое понимание терминов всегда встречали, мягко говоря, настороженное отношение (от “злостного определительства” до “это нас погубит”). Даже сегодня всё ещё остаётся настороженное отношение к таким попыткам (о чём свидетельствует реакция на проект “Энциклопедии ТРИЗ”). Трудно расценить это иначе, как попытку сохранения монополии на толкование системы понятий ТРИЗ, что способствует её перерождению в версию сайентизма. Характерно, что иерархия в ассоциации ТРИЗ (профессионал и мастер) устанавливается в связи с заслугами преимущественно в её распространении.

Из всего этого следует, что для пользы дела рецензии должны быть написаны предельно жёстко и ясно. Но, конечно, без эпитетов, без сомнений в компетентности автора рецензируемой статьи, без слабо скрываемого “а ты кто такой?”, без давления и тому подобными некрасивыми мерами. Например, некоторые рецензенты любят каждую замеченную оплошность (или то, что им представляется таковой) немедля именовать “грубейшей ошибкой”. Ошибка сама по себе не бывает большой или маленькой, грубой или изящной: она либо есть, либо её нет. Подобным образом можно оценивать лишь последствия ошибки.

Но и тут не всё просто: подмеченная рецензентом ошибка может быть таковой лишь в представлениях этого рецензента. А с точки зрения автора текста всё наоборот. Поэтому даже само употребление термина “ошибка” в рецензии будет некорректным, если это не случай типа “дважды два пять”, неправильная ссылка и т.п. Например, в известной каждому специалисту по ТРИЗ задаче о кипятильнике в ходе анализа было незаметно для самих авторов анализа изменено направление навивки спирали. Или в ещё более знаменитой задаче о защите антенны оперативная зона оказалась на месте отсутствующих молниеотводов, а не в самой антенне.

Зачем пишутся статьи? Не для бесконечных же повторов одного и того же? Каждый автор хочет сообщить нечто своё и, очень может быть, действительно новое. И вот это “новое” (особенно в совершенствовании аппарата ТРИЗ) воспринимается чаще всего первоначально именно как ошибка, поскольку не повторяет записанное где-либо в канонизированном начётчиками тексте. В сущности, классическую (традиционную, ортодоксальную) ТРИЗ сводят к закаменевшим текстам законов развития технических систем, АРИЗ и стандартам. Часто (и неправильно) причисляют ещё приёмы разрешения технических противоречий, курс равития творческого воображения (РТВ) и ещё кое-что.

Поэтому “ошибку” следует рассматривать как указание на вопрос, существующий для автора. И, возможно, который был попросту не замечен другими: то ли по привычке, то ли по недостатку понимания. Поэтому чужой текст читать надо тем внимательнее, чем более он не укладывается в представления рецензента о предмете статьи.

В любом случае это полезно. Даже если ничего не удалось извлечь полезного для себя из рецензируемого текста, то уж из собственной критики, на совесть выполненной, удастся наверняка. Рецензирование (как и чтение рецензий) вообще крайне полезно для саморазвития, так как волей-неволей обретаешь возможность глянуть на привычное чужими глазами. И если всерьёз интересуешься поиском истины, а не престижем…

Но бывает и обратная ситуация. Потенциального рецензента гнетёт авторитет автора статьи, и он слово сказать опасается, дабы кто не подумал о нём самом, как о некомпетентном специалисте. Особенно, если материал для него нов. Сразу начинается туман (если рецензент вообще отважился) и расшаркивание. Плохо это. Даже если что-либо непонятно (или всё непонятно), то так и надо написать, без экивоков. Это уже само по себе хорошо: выявление недостаточной ясности статьи. Пусть автор не думает о себе много, будто он изрёк нечто сверх всего, а уж простым смертным остаётся тужиться, расти над собой до постижения его гениального текста. Проще сказать – скверно написанного.

Вышесказанное не следует воспринимать как самодельную инструкцию по написанию рецензий, что, конечно, было бы весьма желательно сделать. Это лишь обоснование жёсткого стиля написания моих рецензий, зачастую воспринимаемых с крайней личной обидой. А зря, обычно я пишу рецензии только на интересные работы интересных мне и потому симпатичных мне коллег. Только и именно на собственно работы.

Королёв В.А.
12.08.2000 г.